Бастард он там, не бастард… плевать!

Такие люди, как Торнейский, выше правил и законов. Они – Люди.

Только бы выжил… только бы спасся.

Симон посмотрел на маршала Иллойского. Он говорил вежливые слова, распоряжался, что-то делал, но…

Если Торнейский выживет – храм построю. В честь святого Рида, был такой… И на свои деньги, и украшу, и что угодно сделаю… если выживет. И даже если нет…

Если Торнейский не святой, то кто достоин этого звания?

Брошусь в ноги адарону, молить буду…

Боги милостивые, сберегите маркиза Торнейского! Такие люди – должны жить.

Матильда Домашкина

– Пара-па – пара-па-пара-па-па – о – е!

Настроение было замечательное.

Матильда шла на работу, довольная и собой, и жизнью.

Впереди выходные, а еще сегодня можно забежать к Сергею…

Кажется, девушка поняла, что интересного находят люди в сцене. И вроде бы не платят им толком, и пик популярности прошел, ан нет! Лезут и лезут, словно им медом намазано…

Не медом. И даже не деньгами, и не популярностью.

Есть в этом… нечто такое… почти нечеловеческое.

Когда ты открываешься для людей и отдаешь им себя, свою душу, мечты и надежды. И люди возвращают тебе то же, но уже от себя. Грандиозный энергообмен.

С громадным залом – или с маленьким клубом, не суть важно. Но если ты поймаешь этот драйв, если тебя хоть раз подхватит и понесет на своем гребне волна искренности – все. Ты пропал.

Мы ведь достаточно лживые создания в повседневной жизни. И стараемся лишний раз не открывать душу, чтобы в ней отхожего места не устроили. А тут…

Ты можешь сказать о себе – все. И тебе ответят…

Это – чудо? Нет, это сцена. А Матильда поняла это, когда у них с Сергеем стал образовываться круг… почитателей? Фан-клуб?

Тоже неверно.

Просто приходят несколько человек, сидят, слушают… даже денег не бросают, видно, что не у всех они есть. Но – сидят. И на душе становится тепло и уютно.

Матильда открыла дверь приемной…

– Ой!

– Ни фига себе с фига?

Девушки оказались на редкость единодушны.

На столе, нагло потеснив в сторону бумаги и канцелярские мелочи, гордо стоял букет гербер. Роскошных, разноцветных, пушистеньких таких и очень уютных.

– Прелесть какая!

Малена сунула нос в герберы.

– Тильда, они так пахнут! Нежно…

– Ага… это редкость. Значит, дорогие как собаки!

– Это же цветы?

– У нас их везут черт знает откуда. И они не пахнут, разве что химикатами опрыскают.

– Фу…

– Нравится?

Голос был самодовольный. Девушка – сейчас уже Мария-Элена, а не Матильда – развернулась. В дверях стоял Антон Владимирович.

– Да, – честно призналась герцогесса. – Это мне?

– Тебе, кому ж еще?

– Спасибо. Они замечательные.

Антон помялся немного, а потом кивнул на шкаф.

– У нас есть папка по Мурманску. Найди и принеси.

Малена кивнула – и занялась работой. А сердечко так и пело от радости.

Может быть, глупая, наивная, неуклюжая, но это была попытка сделать ей приятное. Не схватить за задницу, как трактирную прислугу, а просто – подарить что-то, что наверняка будет принято и понравится. Это… ухаживания?

Герцогесса мечтала.

Не век же она будет учиться, и потом, когда-нибудь, когда закончится договор с Давидом, она сможет с Антоном встречаться, а там кто знает…

Матильда молчала, не желая обрывать подруге крылья. Пусть помечтает. Это ведь такое чувство… первая любовь! И первый мальчик, который понравился, и кошмарная юбка, которая даже попу не прикрывает, и ресницы, с которых тушь на пол-лица осыпалась, и трепет в сердце от того, что ОН посмотрел, и первая записочка…

У нее это было. Пусть и у Малены будет. Иначе потом могут быть проблемы. Лучше уж нагуляться сейчас, и разочарование пережить сейчас, и все остальное – тоже.

С небес на землю герцогессу опустила Нина, которая зашла за зажимами.

– Привет. Есть крокодильчики? А то у меня закончились.

Матильда, которая в том числе и заказывала всю канцелярку, и распределяла ее согласно требованиям и потребностям, достала из шкафа коробочку.

– Такие? Или покрупнее?

– Такие в самый раз, – согласилась Нина. И кивнула на цветы. – Антон, что ли?

– Д-да…

– Ясно, что не Давид.

– Почему? – Любопытство у герцогессы возобладало, тем паче, что селектор молчал и не светился.

Нина хмыкнула.

– Кофе сваришь? Мне перерыв на пять минут нужен, а то сдохну…

– Сварю.

– А я пока сигаретку ухвачу. Умоталась… сейчас целую контору оформила. Но оно того стоило!

Малена кивнула. Стоило, наверное. Антон платил фиксированную сумму, но прибавлял процент от заказов. Не наработала? С голоду не помрешь, но и не пожируешь. А у Нины дочка…

Стаканчик с кофе Малена вынесла прямо на улицу. Стоял осенний теплый денек, из тех, когда солнышко забывает, что надо готовиться к отдыху, и светит во всю мощь. А зиму девушки дружно не любили. Погреться бы пока…

Нина как раз метко бросила бычок в урну и с улыбкой приняла стаканчик с кофе.

– Спасибо. Посидишь со мной?

– Ага… пару минут – можно. – Герцогесса опустилась на перила.

Место для курильщиков у них было. По соседним домам расположилась целая куча магазинов, офисов, контор, и в каждой кто-то да курил. Бывает. Здоровье человека – его личная собственность, хочешь травиться – травись. Но тем, кто не курит, не всегда приятен запах сигарет, поэтому народ нашел оригинальное решение.

Кто заказал эту беседку, из тех, что дачники среднего достатка ставят у себя на участке для шашлыков, – неизвестно. Четырехугольник, три скамеечки, никаких фигурных решеток или кованых элементов, голая функциональность.

Кто повесил на нее цепочку поперек входа и табличку «только для курящих и выпивающих» – тоже осталось неясным истории. Но – ключи от цепочки, по одному, побросали в почтовый ящик каждого офиса. А посреди беседки с намеком поставили здоровущую урну.

Свое жизненное пространство курящие любители пива охраняли ревностно, поэтому скамеечки остались в целости и сохранности, а местные бабушки даже не покушались на чужое имущество. Хотя попытки рейдерского захвата время от времени случались[12].